Дедовщина.

 

 

Дедовщина.

     Август уже далёкого 1972 года. Казарма Краснокутского лётного училища гражданской авиации. Два года изнурительной учёбы позади, через месяц выпускные государственные экзамены, а пока в течении месяца лагсборы. Настроение почти чемоданное. Скоро домой. Скоро настоящая жизнь. Поскорее бы забыть эти незабываемые казарменные стены.

Ну а пока в казарме оживление. Эскадрилья получила военную форму. Все переодеваются в военное обмундирование. Идёт бурная подготовка к лагсборам. Кому досталась новая форма, ещё пахнущая фабрикой, а кому уже и ношенная. Мне попалась новенькая, хотя слегка и не по размеру. Мелковат немного для неё. Надел я её, затянул ремень потуже, чтобы два пальца не просунуть, ибо так проверяется выправка солдата, нахлобучил на бекрень пилотку и, естественно, направился посмотреть в зеркало - ну вылитый бравый солдат. Одно галифе чего стоит, вот только усов для солидности не хватает. Ребята похвалили: "А тебе идёт!".

Довольный, я гоголем прошелся по казарме, направляясь в свой угол, но не успел дотронуться до спинки своей кровати, как почувствовал на плече чью-то грубо положенную руку. Обернулся. Это был "хачик" - так звали курсанта, ранее отслужившего в армии, вернее - это была его кличка. Таких, бывших военнослужащих, ещё "дедами" называют. Выражение лица у него было странное, какое-то пещерное. "Снимай" - процедил он тихо сквозь зубы, чтобы меньше кто слышал. "Что снимать" - не понял я. - Форму снимай, салага! Я медленным взглядом провёл по его тощей фигуре, начиная с носков сапог и заканчивая звериными глазами.

Он был чуть выше меня и несколько крупнее, но, несмотря на это, я медленно поднял правую руку и показал ему фигу. И тут же получил удар в челюсть. Голова рывком ушла вправо, и это спасло меня от следующего удара - он пришелся в воздух. Использовав промах я нанёс правой ответный удар в солнечное сплетение. "Хачик" согнулся, присел и, приплясывая, пошел по кругу. Я молча наблюдал этот танец. Очухавшись, он издал звериный, почти боевой клич, схватил подвернувшийся под руку табурет и стремглав понёсся ко мне. Я рывком опрокинул стоявшую рядом тумбочку, преграждая ему дорогу. Раздался грохот, полетели вещи. "Всем стоять!" - вдруг загремело по всей казарме, перекрывая шум драки. "Хачик" застыл как вкопанный. Казалось, табурет повис в воздухе. Стало тихо. Я огляделся. Вокруг стояли курсанты, молча, наблюдая сцену. После команды "всем стоять", они разом посмотрели на меня. Приглядевшись внимательно, я понял, что все смотрят не на меня, а мимо на кого-то сзади. Я оглянулся. На нижнем ярусе кровати полулежал, готовый к прыжку "дед" - Ломакин. Его крупное, голое до пояса тело напоминало гориллу, готовящуюся к нападению и было даже по своему красиво. "Всем стоять! - повторил он, затем добавил - ко мне!". Я молча посмотрел на "Хачика". Тот поставил табурет на пол и медленно двинулся к Ломакину. "Не ты!" - остановил его Ломакин и поманил пальцем меня. Делать было нечего. С этим не справишься. Я закусил губу и, с затаённой надеждой отомстить позже, с опаской подошел к кровати. "Снимай!" - тихо приказал он. Я покорно снял ремень, гимнастёрку и протянул всё это ему. Окружавшие молча наблюдали. Вид у меня, наверное, был жалкий. "Горилла" взял гимнастёрку, свободной рукой отстранил меня так, что я уселся на соседнюю кровать и сказав "хачику" - "бери" - протянул ему мою одежду. "Хачик" заколебался. "Ну" - зарычал "горилла". "Хачик" повиновался. Медленно взяв гимнастёрку, он поднял её над головой, стараясь надеть, но не успел этого сделать. Мощный удар "гориллы" пришелся по центру корпуса. "Хачик", подпрыгнув, перевернулся в воздухе и, пролетев метра три, грохнулся на пол, затем не то закатился, не то заполз под кровать. Гимнастёрка медленно, как мотылёк, опустилась рядом. "Встать!" - последовала команда. Так как лежал только один "хачик", то все поняли, что это адресовано ему. Он тоже это понял, поэтому медленно выполз из под кровати и ещё медленней поднялся на ноги. Звериного огонька в его глазах уже не было. Они выражали что-то среднее между страхом и недоумением. "Верни!" - приказал Ломакин, указывая пальцем на гимнастёрку. "Хачик" поднял её и на ватных ногах направился ко мне. Когда он приблизился на расстояние метра, я протянул руку и ... "хачик" дёрнулся назад, оступился и с грохотом сел на пол. Раздался дружный смех. Гимнастёрку я подхватил на лету. "Что надо сказать?" - снова прорычал Ломакин. "Прости - пролепетал "хачик" - я больше не буду!". Все опять засмеялись. "Кому ещё не нравится одежда?" - громко спросил Ломакин. В ответ - молчание. Видно, всем она уже нравилась. Подойдя к Ломакину, я сказал, что он поступил как коммунист, на что он заметил: "Я поступил как мужчина!". Затем лёг на кровать, повернулся на бок и, тяжело вздохнув, углубился в чтение своего конспекта. После этой истории до окончания учебы дедовщина у нас больше не наблюдалась. Как отшибло!

                                                                                                        Рубцов В. П.